Булат Окуджава
ПЕРЕД ТЕЛЕВИЗОРОМ
Слишком много всяких танков, всяких пушек и солдат.
И военные оркестры слишком яростно гремят,
и седые генералы, хоть и сами пули льют, —
но за скорые победы с наслажденьем водку пьют.
Я один. А их так много, и они горды собой,
и военные оркестры заглушают голос мой.
1983
На фотографиях — моя ленинградская бабушка. Между фотографиями — война, блокада, эвакуация, бараки, строительство «челябинского тракторного гиганта».
Ничего экстраординарного. Как у всех.
Многих моих соотечественников — бывших и настоящих — слегка раздражают люди, которые до сих пор празднуют окончание войны и гордятся своими погибшими и выжившими родственниками. Раздраженные соотечественники так и пишут: кто воевал — тот понятно, чем гордится, а остальные — не воевавшие, а то и вовсе — родившиеся сильно после — чем гордятся?
За всех я сказать не могу — только за себя. Я горжусь своей бабушкой, потому что она не съела свою приёмную дочь во время блокады. Её родная, 4-х летняя, умирала в это время от дистрофии. Девочка, по счастью, дожила до весны 1942 года, её выносили на солнце — она уже не ходила — и она ела траву. Так выжила, хотя здоровье было слабым всю жизнь, и на долгую жизнь его не хватило. Она была весёлой, талантливой, не слишком счастливой, она любила жизнь, не умела сопротивляться злу, она родила меня, и я бесконечно благодарна ей за это.
Бабушка тоже умерла рано — от очередного сердечного приступа, едва выйдя на пенсию (работать, конечно, продолжала).
Она пела романсы, танцевала, пекла пироги — «на всех, кто прийдёт» — до самых последних дней. И носила шляпки — как на фотографии.
Неунывающая певунья, жалеющая всех.
©И.Б.
Фото из спектакля «Нас вернулось так мало…»
В конце 80-х мне крупно повезло: моя подруга была беременна первенцем и вот-вот должна была родить. Казалось бы — при чем здесь я? При том, что у неё остались невыполненные обязательства: в школьном театральном кружке, где она подрабатывала руководителем, от неё ждали чего-то «на военную тематику» к Дню Победы. Например — «монтаж»: старшеклассники стоят на авансцене и по очереди читают стихи Симонова и других поэтических советских классиков.
Подруге было не до Симонова — она носила тяжело, главным был ребенок, а не галочка в отчете о патриотическом воспитании.
И она попросила меня «подменить», как просят сменщиков на заводе или в обувной мастерской.
— Это просто, — сказала она, — слова я тебе приготовила — в основном, Твардовский, Межиров и Друнина, ну — Симонов, конечно. Напечатаешь несколько экземпляров, разрежешь на полоски с текстом, раздашь детям — я тебе укажу лучших, это приблизительно человек 5-6, себе оставишь целый, неразрезанный, экземпляр — это будет сценарий, по нему будешь проверять знание текста. Музыку надо взять проверенную — военные песни той поры. Вставишь в начале, в середине, и в конце — когда дети застынут на авансцене, сурово глядя в зал. Это будет красивым финалом. Можно еще красное знамя подсветить и подуть вентилятором из-за кулис — чтобы полотнище трепыхалось. Это хорошо смотрится.
Я кивала головой и думала:»Гудзенко, Коган, Васильев, Левитанский, Слуцкий и обязательно тот, неизвестный, — стих про валенки».
Был месяц март.
Через полторы недели я написала сценарий, познакомилась с детьми, и мы начали готовится к спектаклю: обожгли свежекупленные алюминиевые кружки — чтобы выглядели как настоящие фронтовые; сшили и оживили подпалинами и разводами кучу серых и черных тряпок — получилась «одежда сцены»; нашли чудесное спиленное дерево — подморили, подкрасили, опалили. Самым трудным было — втащить это роскошное устаренное бревно в репетиционную комнату, но мы справились и с этим.
Дальше — интереснее: мы вместе читали стихи, фронтовые дневники, смотрели фильмы, слушали военные песни и говорили, говорили, говорили…
К середине апреля стало понятно, у кого какая роль. И сами собой разошлись стихи. Мы закончили спорить — какие лучше, какие хуже: каждый остался при своём. Начался актерский зуд — все хотели репетировать «как в театре».
Кто ж спорит? Иди на сцену и ничего не бойся.
До сих пор никто из нас не забыл, каким это было счастьем.
Теперь мы живем в разных странах.
Моя подруга, благодаря которой мы познакомились, недавно стала бабушкой.
Илья с верхней фотографии живёт в Израиле, Соня — моя любовь — в Германии.
Саша, который читал Левитанского и Гудзенко, погиб несколько лет назад.
Я сменила профессию.
А тогда…
Был месяц май. И у нас всё получалось.
Всем спасибо.
Из стихов, включённых в спектакль:
Юрий Белаш
Наступаем…
<...>
Давно уже всем — от солдата до комбата — ясно,
что мы только зря кладем людей,-
но где-то там, в тылу, кто-то тупой и жестокий,
о котором ничего не знает даже комбат,
каждый вечер отдает один и тот же приказ:
— В России народу много. Утром взять высоту!..
Все фото в альбоме с комментариями и кликабельны. Список стихов напечатан на старой механической машинке — другой у меня не было. На фотографии списка видно, что в 80-х имя автора «Валенок» Иона Дегена пока ещё неизвестно.